| I
Кто виноват в нравственном кризисе - политика или культура? Ответ неоднозначен, попробуем подойти с двух сторон, подумаем о механизмах взаимодействия культуры и политики. Начнем с политики и, не затрагивая пока нравственные аспекты, попытаемся понять причины недооценки или непонимания культуры нашими политиками.
Можно, как это сделал А.Минкин в известной статье «Культурка», сослаться на личный культурный опыт большинства наших руководителей и политиков высшего ранга. Известный журналист считает, что удручающий культурный уровень большинства из них, безусловно, связан со значением культуры в их личной карьере и в карьере самых успешных их соратников (или противников). Точнее - с полнейшим отсутствием такого значения. Отношение к культуре, знание и понимание культуры никогда не способствовали карьере, а иногда и мешали. Сегодня это отношение значительно улучшается во время избирательных кампаний, но интерес к культуре резко падает (или исчезает вовсе) после победы на выборах до следующей избирательной кампании. Такое объяснение ситуации вполне правомерно, но, думаю, что оно неполно.
Более глубокой причиной является здесь познавательная, а скорее даже, идеологическая парадигма, глубоко укорененная в российской общественной психологии, естественно, и в психологии политиков и руководителей.
Дальнейшие рассуждения, в отличие от начала статьи, не рассчитаны на легкое чтение, они требуют некоторых усилий мысли.
Фундаментальное отличие предлагаемой идеи от концепций и политических программ нынешней России - перестановка основополагающих зависимостей. Взамен привычного «через благосостояние - к культуре», мы взяли за основу «через культуру - к благосостоянию».
Общепризнанно, что культура охватывает образование, науку, искусство и литературу, образ жизни в целом, охватывает и основные права человека, системы ценностей, традиции и веру, систему воспитания и многое другое в духовной жизни людей,
Применительно к человеку культура - это способность чувствовать и мыслить, адекватно оценивать себя и окружающих.
Именно культура превращает нас в разумные, критически мыслящие, гуманные существа с моральными обязательствами. Благодаря культуре и с ее помощью мы различаем ценности и делаем выбор. Через культуру человек познает и осознает себя как незавершенный продукт природы и общества, аналитически осмысливает свои достижения, неустанно ищет новый смысл существования и создает произведения, отражающие его сущность.
Применительно к государству, народу культура есть совокупность ярко выраженных черт: духовных и материальных, интеллектуальных и эмоциональных - характеризующих данное общество или социальную группу.
Применительно к межгосударственному сотрудничеству и отношениям внутри государств культура - это идея и практика формирования у народов сознания принадлежности к мировой цивилизации. Культурные различия не должны порождать конфронтацию, напротив, они должны работать на взаимопонимание, согласие, мир, дополняя друг друга в едином процессе общечеловеческого развития.
Одной из подсознательно принимаемых основ анализа всей социальной жизни является привычный экономоцентризм. Он - и от многих десятилетий марксизма и материализма, усталости от умствований и призрачного успеха «крепких хозяйственников». Ведь плоды этих успехов - перед глазами!
Почти никто не решается сказать, что приоритет экономики, «хозяйственной практики», словом, экономоцентризм завел нашу страну к концу века в тупик. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
Сама экономика потеряла способность быть социально ориентированной, стала оторванной от человека самоцелью, в итоге обнаружила полную нежизнеспособность и теперь агонизирует - сделалась чем-то вроде раковой опухоли, обессиливающей, убивающей изнутри живое тело общества.
Неоднократные попытки реанимировать изначально ущербную экономику, вдобавок по негодной рецептуре экономоцентризма, дали только отрицательные результаты.
Налицо необратимый упадок всей финансово-экономической системы, потеря управляемости. Практически парализованы социальная сфера и культура вкупе с образованием и наукой. Уровень жизни россиян обвально понизился, даже относительно и без того убогого прежде. Он не может подняться, пока экономика сама по себе остается приоритетной.
Несмотря на очевидность того, что вследствие этого ошибочного подхода Россия ныне оказалась у последней черты выживания, взоры многих из нас по-прежнему повернуты к экономике как к спасению, а отнюдь не к культуре - действительно первоначалу всего, не исключая и экономику. Пресловутый экономоцентризм настолько прочно угнездился в сознании, что снова и снова толкает российских политиков к воспроизводству, варьированию не оправдавшего себя приоритета, побуждает большинство людей, как и раньше, напрасно связывать свои надежды исключительно с экономикой, вопреки очевидной несостоятельности ее претензий на абсолютное первенство. Это видно из анализа программ большинства, если не всех, политических сил за последние несколько лет.
Хотим быть и жить лучше, а поступаем наоборот, поскольку ни в политике, ни в обиходе у нас все еще по-настоящему не осознано: мы живем не для того, чтобы есть, - мы едим для того, чтобы жить. Бросающееся в глаза повальное недоверие к опыту - следствие пронизавшего наше общество заскорузлого догматизма насчет базиса и надстройки. Это лишний раз наглядно демонстрирует первенствующую роль культуры. В данном случае - отрицательную роль негативной культурной схемы. Необходимо взять на вооружение - и мы взяли - позитивную культуроцентристскую модель.
В числе первоочередных своих забот, обязанностей в текущей работе, в ходе общероссийских избирательных кампаний, автор и возглавляемый им Дягилевъ Центръ последовательно, настойчиво разъясняют согражданам чрезвычайную опасность продолжения экономоцентризма, возвращения к нему в каком бы то ни было виде и, напротив, выдвигают доказательство надежности культуроцентризма как определяющего подхода к делам общества и государства.
То и другое потребует значительных, как предупреждал автор, интеллектуальных, просветительских, а также организационных, технических и финансовых усилий. Мы будем предпринимать такие усилия непрерывно, в общенациональном масштабе, в частности в работе учрежденного Дягилевъ Центром Агентства «Российские земли». Они дадут тем больший эффект, чем решительнее граждане поддержат нашу важную инициативу.
Предстоит показать и посредством правильного истолкования собственного жизненного опыта уяснить, в частности, следующее:
- Экономоцентризм с неизбежностью влечет за собой «остаточный» - никакой другой - принцип финансирования культуры, образования, науки, всей социальной сферы, что обрекало и обрекает их на иждивенчество, прозябание на жалких подачках от превратно ориентированного государства. Нищий учитель, нищий библиотекарь, нищий ученый, перманентно бедствующие культура, образование, наука - таково наше прошлое и, особенно, настоящее как печальный финал. Отсюда все прочие беды.
- Упала квалификация работников, они не восприимчивы к наивысшей производительности труда, освоению новейших технологий. Перестал морально цениться и материально вознаграждаться честный, добросовестный, по призванию труд, а также профессионализм.
- Среди граждан возобладали правовой нигилизм как ответ на произвол чиновника, произошло принижение и обесценивание личности, подорваны лучшие народные традиции, люди во множестве подвержены всякого рода нравственной, духовной, социальной порче.
- Культура, образование, наука не просто сели на мель, но утрачивают в глазах россиян и даже государства свою базовую значимость. В умах царит анархия, люди в массе своей дезориентированы духовно и политически, прежде всего, относительно основных ценностей бытия.
- Все это бьет по обществу, каждому человеку, более всего по подрастающему поколению, молодежи. Бьет, в свою очередь, и по экономике, ставшей от этого уродливой, как вся остальная наша жизнь.
Таким образом, возник заколдованный круг неразрешимой внутри себя, неотвратимой деградации. Выход лежит за пределами этого порочного круга - через первенствующую роль культуры.
Предстоит также доказать и убедить - поначалу на опыте других стран - обоснованное ими теоретически и практически:
- Те из них, которые отказались от «остаточного» или хотя бы просто недостаточного финансирования и опережающе вкладывают крупные средства в культуру, образование, науку, массово получают высококвалифицированных, подготовленных к освоению нового работников, законопослушных граждан, получают торжество демократии, права, нравственности, материальное и духовное благосостояние миллионов людей.
- На каждом, особенно стартовом, этапе модернизации все государства, достигшие значительных в этом успехов и уверенно вставшие на путь стремительного подъема, стабильно вкладывали в культуру, образование ежегодно до 25% своего ВВП. Именно это позволило быстро создать разносторонние, необходимые накопления, прежде всего в человеческом материале, давшие в итоге принципиально более высокое качество жизни. Доля менее 15% ВВП, как показала повсеместно вторая половина XX столетия, не позволяет переломить ситуацию к лучшему и стабильно приумножать в дальнейшем всесторонний прогресс страны, благосостояние населения. Простое сравнение этих цифр и нашей ситуации в комментариях не нуждается.
Приоритет именно культуры коренным образом перестроил на раскрепощенный, демократический лад экономику таких государств, во многом гуманизировал международные, в том числе экономические, отношения.
При несомненной российской специфике непреложно, что и для нас выход - поставить во главу угла не что иное, как культуру. Покончить в этом с нашей отсталостью - значит спасти Россию, уверенно вывести ее на путь достойной каждого из нас жизни. Ничто другое, кроме первенства культуры, не поможет, тогда как последнее поможет наверняка.
Для многонациональной России культура - еще и наиболее прочный фундамент гражданского мира, согласия, здоровых межнациональных и межконфессиональных отношений.
- Культура - стержневое направление внешней и внутренней политики России в отношении соотечественников за ее пределами, прежде всего в ближнем зарубежье.
- Культура - ведущий компонент и стимул самобытности России в мировом развитии.
Только культура спасет Россию, если Россия сохранит и приумножит культуру.
Культура - для России особенно - основа, способ и инструмент нравственного выздоровления общества.
II
Худший враг культуры изначально заключен в ней самой. Это ее мутантное дитя - идейный экстремизм. Извергаемая культурой из собственного лона экстрема ? по мере своего разрастания все более угнетает и отрицает культуру, что случается сплошь и рядом. Загадочным образом культура снова и снова порождает своего истязателя, снова и снова вступает с ним в схватку, растрачивая в этой самозащите свои уникальные накопления. Их, увы, не компенсируют впоследствии даже самые блистательные обретения. Культура, не искаженная экстремизмом, - это мир разнообразия, непредсказуемости, многомерности и свободы, светлый мир устремленного к гармонии, эстетически и этически выверенного самоограничения. Экстрема в сфере идей - мрачное царство заданности, одномерности, несвободы, утверждающих себя через вседозволенность подавления, искоренения инакоустроенного, патология самовластья.
Несовместимость обоих начал - один из древнейших общественных антагонизмов, он дорого обходится людям. В том числе и тогда, когда, в конце концов, победа достается культуре. Много хуже - порой это сравнимо с апокалипсисом - если на какое-то время верх берет очередная экстрема.
Самое разрушительное для культуры инобытие экстремы - это взращиваемая идейным экстремизмом политика. Культура может обходиться без вмешательства политики. И вполне обходится, если ее оставляют в покое. Тогда как политика любого сорта - быстро исчерпывает себя или вообще не может существовать без подключения, поддержки или хотя бы наличия культуры. Отсюда потенциально два различных следствия: либо взаимовыгодное сотрудничество, либо взаимоуничтожающая борьба. Вряд ли правильно категорически, как это делается, утверждать, будто во всех случаях первый исход хорош лишь для политики, но напрочь противопоказан культуре. Тем не менее, остается фактом, что на практике чаще встречается негативный вариант.
Кардинально меняющиеся во многих других отношениях человеческие сообщества никак не отрешатся от столь изнурительного антагонизма, всегда чреватого опустошением культуры. С незапамятных времен сделалось ходячим мнение; культура и политика - антиподы. В предельном проявлении это устойчивое мнение оформилось в максиму классического афоризма: когда грохочут пушки, музы умолкают. Но война не причина, а лишь следствие.
Суть все-таки в том, что политика возникает из культуры, а уж потом получается наоборот: какая политика, такая и культура. Первично другое: какая культура, такая и политика, которая не откуда-нибудь, а из культуры берет необходимое, после чего навязывает себя культуре в целом. Поэтому можно утверждать, что, сколь ни велика ответственность политики за состояние культуры, в глубинном смысле несопоставимо больше культура ответственна за политику.
Обстоятельства длительного взаимодействия культуры и политики в России, да и в остальном мире, побуждают пристальнее всмотреться, прежде всего, в конфликтный опыт. Не затем, чтобы впадать в безысходность. Напротив, чтобы обнаружить фундаментальные основания для выхода из обоюдно враждебного сущего в желаемое должное, где культура - не инструмент и жертва политики и, в свою очередь, политика - не антипод, а опора, хранительница свободной культуры. История знает такие прецеденты, дело не безнадежно.
В первом приближении экстремизм идеи означает однобокость, демонстративную ограниченность взглядов и духовное принуждение, каковые, возникнув, словно раковая опухоль, начинают поедать здоровые ткани.
Одержимая стремлением к владычеству, экстрема не гнушается никакими средствами, при этом особенно злостно и вызывающе пренебрегает исконными началами человечности. Есть тут и оборотная сторона: неправедные средства - еще один лик экстремы - превращают даже праведнейшие идею и цель в их противоположность.
III
Может возникнуть не лишенный резона вопрос, почему взят ракурс «культура и политика», а, положим, не «культура и власть»? Второй угол зрения ничуть не менее правомерен. Выбор мотивирован тем, что один и тот же или похожий тип власти часто порождает разную политику, в связи с чем проявляется и разная культура, не сводимая к зависимости лишь от устройства власти. Сравнительно с властью, культура и политика взаимозависимы намного теснее. Это можно видеть на примере единоличного правления. Одно дело - монархия, то есть единовластие, придерживающееся постоянных и четких законов. И совсем другое - деспотия, игнорирующая законы. Деспот, подобно монарху, правит самодержавно, и в этом смысле тип власти в обоих случаях весьма сходен. Но в отличие от законопослушного монарха, деспот правит на основе произвола. Отсюда разная политика, в том числе и применительно к культуре. Там и здесь типичная авторитарность, а политических и культурных различий больше, чем сходства.
Четверть века назад известный итальянский писатель Альберто Моравиа, возглавлявший в те годы интеллектуально престижный журнал «Экспресс», на страницах которого предпринимались основательные и имевшие широкий резонанс обсуждения проблем культуры и власти (именно власти!), эскизно набросал четырехвариантную схему, спроецированную как раз на авторитарный опыт веков.
Один вариант. Власть, властелин ничего не смыслит в культуре, искусстве, но и не считает нужным в них вмешиваться. Отсюда, как правило, терпимая для культуры политика.
Другой вариант. Власть, властелин, не понимая специфики культуры как особого социального феномена, не беря во внимание образную природу искусства, автономность художественного творчества, тем не менее, правит ими, вмешивается. В этом случае неизбежна скверная для культуры политика.
Еще вариант. Власть понимает, что к чему, и вмешивается со знанием дела, иногда в чем-то на пользу культуре, но чаще во вред, поскольку вмешивается тиранически и не ради культуры, а, прежде всего, в собственных интересах власти. Наихудшая политика здесь очевидна.
Наконец, вариант, когда власть вполне сознает, что значат культура, искусство, имеет адекватное представление об их специфике, незаменимости и как раз поэтому не вмешивается, полагаясь на достаточность общественного саморегулирования и исполняемого должным образом законодательства, что открывает перед культурой необходимый ей простор. Благоприятнейшие условия для оптимальной культурной политики! Как показывает опыт истории, такое бывало и при авторитарной власти, то есть классификация, предложенная Моравиа, верна. Но в наше время это больше присуще демократическому государственному устройству.
При таком осмыслении многое проясняется. К примеру, никогда никто не считал, что художественное творчество - это труд, работа. И публика, и мастера культуры расценивали творчество в искусстве как нечто боговдохновенное, возвышающееся над просто работой. Это накладывало свой отпечаток также на власть, на ее политику в отношении культуры.
Имели место исторические обстоятельства, когда никакой такой политики попросту не было. Не существовало и проблемы свободы творчества. К примеру, у титанов Возрождения и несколько позднее. Не было у них такой заботы, они ее не знали.
Речь идет об обстоятельствах, когда нормой взаимодействия власти и культуры в преломлении к личности творящего было покровительство со стороны сюзерена поэту, живописцу композитору, человеку науки. Данте, Сервантес, Леонардо да Винчи, наш Ломоносов, многие другие предваряли, а нередко и завершали свои великие сочинения излияниями признательности покровителю, не скупились на его восхваление. Однако именно в творчестве, то есть внутренне, ощущали себя и на самом деле были совершенно независимы.
По заказу церкви зодчие возводили неповторимые соборы, живописцы украшали их уникальными фресками, росписями (как Микеланджело - потолок Сикстинской капеллы), писали самобытные иконы (Андрей Рублев), за что получали содержание и плату. Но даже в этих, все-таки несколько особых, случаях, при том, что в образной трактовке библейских сюжетов и персонажей при выборе изобразительных средств требовалось строго следовать заранее установленным церковным канонам, при всем при том самими заказчиками особенно ценились мощь дарования художника, сила его вдохновения, оригинальность и мастерство. На явленного миру гения, его замыслы, творческую лабораторию и созданные по вольному разумению творения власть не посягала - лишь венчала признанием.
Другое дело - гражданские взаимоотношения. Здесь притеснения всегда были в порядке вещей. Вольтер вынужден был бежать в Англию после язвительных колкостей, прилюдно отпущенных влиятельному вельможе. Насмешнику грозило заточение. Екатерина Вторая восприняла книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» как покушение на самодержавие, то есть как сугубо политическую акцию. Напуганная этой книгой едва ли не больше, чем пугачевским бунтом, царица повелела конфисковать издание, а автора сослать в Сибирь.
При всем том ни Вольтер, ни Радищев, с одной стороны, ни французский король или русская императрица с другой, отнюдь не считали, что писателю надлежит реализовывать художнический дар по рецептам верховной или иной власти, внешней по отношению к сокровенной сути таланта.
Однако вскоре появляется и быстро обостряется именно в политическом контексте проблема свободы художественного творчества, и в практику власти входит то, что ныне именуется специфически культурной политикой, точнее сказать, политикой в сфере культуры. По отношению к художнику политическая власть берет на себя миссию указующего перста, вмешивается в святая святых - в само творчество. Над искусством, над всей культурой нависает всякого рода цензура.
Зная об опыте XIX века, тем более на исходе XX века, с его гигантскими протуберанцами экстремы, нам трудно даже вообразить, что могло и может быть не так.
И все-таки, начиная, как минимум, с античности, подлинно золотой век культуры был, и не однажды, есть он и ныне - там и тогда, где и когда художник, мыслитель, публицист свободен от посягательств экстремы, от навязываемых идей, а политика стоит на страже этой свободы.
Разумеется, ни культура, ни политика, ни их взаимоотношения не сводимы к феномену экстремизма. И в культуре, и в политике обнаруживаются неэкстремальные пространства, внеэкстремальное возникновение и разрешение конфликтов. Взыскательность не только к оппоненту, а и к себе, разумный компромисс поддерживают сосуществование разного, подвижное равновесие множественного. В подобных ситуациях смена парадигм происходит не под натиском грубой силы, а на путях добровольного признания очевидности приращений истины, культуры, человечности. «Победителю ученику от побежденного учителя», - надписал Жуковский свой портрет юному Пушкину.
Это второй полюс в связке «культура и политика». У экстремизма идеей была, есть и будет неиллюзорная альтернатива. Исхожу из предположения, что культуре не во всем и не всегда предначертано оставаться заложницей своей неосмотрительности: наряду с цыплятами высиживать гадкого утенка - агрессивную экстрему. В свою очередь, идейный экстремизм не навечно приписан культуре. Подобно птице Феникс, ей свойственна энергия возрождения из пепла собственных поражений.
Чтобы удушливое противостояние - в политике, культуре, меж ними - стало ощутимо спадать и появлялось больше свежего воздуха освобожденное, нужно настойчиво к этому пробиваться ищущим умом и совестью (по словам Руссо, мы должны чувствовать истину прежде, чем познаем ее). Пока же доминанты современности, по крайней мере, в России, таковы: политика против культуры, культура против политики. Не покоряться предрассудкам и догмам, не поддаваться властвующим над вами событиям - это значит быть живым в живой культуре.
Нельзя не заметить, что есть в культурной жизни России и другие утешительные моменты. Это, прежде всего, культурные начинания, возникшие отнюдь не по воле государства. Фактически возродилась и развивается культура гражданского общества. Опыт Дягилевъ Центра - малая часть этого процесса, но дает нам право высказаться.
П.Чаадаев когда-то объяснял бессмысленность русской истории нравственными причинами, ущербностью моральных стереотипов. Не замахиваясь на историю в целом, попробую определить: многие беды нашей жизни (можно и повторить Чаадаева: тщета и бессмысленность) во многом вытекают из забвения нравственных правил. Отношение к культуре есть и причина этого забвения и одновременно его результат. Связь для меня бесспорна.
Итак, мы возвращаемся к мысли; отношение к культуре - критерий нравственности. Пренебрежение культурой - знак безнравственности. Доказательство - вся наша политическая жизнь.
Если мы увидим поворот политиков к культуре, если внимание к культуре станет нормой, это и будет знаком и критерием нравственного выздоровления российской политики. А тогда и экономика, Бог даст, поправится.
В книге «Власть и нравственность», М., 1997 г .
? Экстрема - всякое проявление экстремизма, то есть приверженности к крайним взглядам и мерам (от лат. Extrema - крайний). |
Главная
